Маарет улыбнулась, но совершенно по-иному, выражение ее лица было печальным, снисходительным и на удивление холодным.

– Надо же, неужели ты веришь в подобную симметрию, Хайман?

– И мы умрем, все умрем! – воскликнул Эрик.

– Должен быть способ убить ее, – хладнокровно вмешалась Габриэль, – и самим избежать смерти. Мы должны подумать об этом, подготовиться, разработать какой-то план.

– Пророчество не изменить, – прошептал Хайман.

– Хайман, если мы чему-то и научились, – сказал Мариус, – то лишь тому, что не существует такой вещи, как судьба. А если нет судьбы, то нет и пророчества. Мекаре идет сюда, чтобы исполнить клятву, – возможно; больше она ничего не знает или же ничего не может сделать, но это не означает, что Акаша не сможет защититься от Мекаре. Вы думаете, Мать не знает, что Мекаре пробудилась? Вы думаете, Мать не видит и не слышит, что снится ее детям?

– Да, но пророчества имеют обыкновение сбываться, – возразил Хайман. – В этом состоит их магия. В древние времена все мы это понимали. Сила чар – в силе воли. Можно сказать, что в те темные дни все мы были величайшими гениями психологии, ведь нас можно было убить силой чьих-то планов. А сны, Мариус, сны – это только часть большого плана.

– Не говори так, словно это уже свершилось, – сказала Маарет. – У нас есть еще один способ. Мы можем использовать силу разума. Теперь она может говорить, не так ли? Она понимает, что ей говорят. Допустим, ее можно будет разубедить…

– О, да ты совсем с ума сошла! – сказал Эрик. – Ты собираешься говорить с этим монстром, который бродит по миру, превращая своих отпрысков в пепел?! – С каждой минутой ему становилось все страшнее. – Что знает о разуме тварь, которая воспламеняет души невежественных женщин, чтобы они восстали против своих мужчин? Она разбирается только в резне, смерти и жестокости, и из твоего рассказа следует, что так было с самого начала. Мы не меняемся, Маарет. Сколько раз ты сама говорила мне об этом! Мы приближаемся к идеальному воплощению того, какими должны были стать.

– Никто из нас не хочет умирать, Эрик, – терпеливо ответила Маарет. Но неожиданно ее отвлекло что-то другое.

В тот же момент почувствовал нечто и Хайман. Джесс вгляделась в них обоих, стараясь понять, что все-таки происходит. Потом она осознала, что и с Мариусом произошла едва заметная перемена. Эрик окаменел. Маэл, к удивлению Джесс, не сводил с нее пристального взгляда.

Они прислушивались к какому-то звуку. Это читалось в движении их глаз. Люди слушают глазами: когда они впитывают звук и пытаются установить его источник, у них пляшут зрачки.

Эрик неожиданно сказал:

– Всем молодым следует немедленно отправиться в подвал.

– Какой смысл? – возразила Габриэль. – К тому же я хочу остаться здесь. – Как она ни прислушивалась, она не могла уловить этот звук.

Эрик обернулся к Маарет.

– Ты позволишь ей уничтожить нас одного за другим?

Маарет не ответила. Она очень медленно повернула голову и устремила взгляд в сторону лестничной площадки.

И тогда Джесс наконец-то услышала. Естественно, человеческому уху было не под силу различить слуховой эквивалент напряжения, лишенного вибрации. Это напряжение пропитало ее, как и все материальные частицы в комнате. Оно наполнило помещение и сбивало ее с толку: хотя она видела, что Маарет обращается к Хайману, а Хайман ей отвечает, слов она не слышала. Она зажала уши руками. Как в дымке, она увидела, что Дэниел сделал то же самое, но они оба знали, что все это бессмысленно.

Этот звук, казалось, внезапно приостановил время. Джесс теряла равновесие, она попятилась к стене, не сводя пристального взгляда с висящей напротив карты, как будто хотела найти в ней опору. Она смотрела, как мягкий свет перетекает из Малой Азии на север и на юг.

Комната заполнилась смутным, неразличимым на слух смятением. Звук стих, но в воздухе звенела оглушительная тишина.

Ей показалось, что в беззвучном сне в дверях появилась фигура Вампира Лестата, она увидела, как он кинулся в объятия Габриэль, как к нему направился Луи и тоже обнял его. Потом Вампир Лестат посмотрел на нее – и в его глазах мелькнул отблеск погребального пиршества, близнецов, тела на алтаре. Он не знал, что все это значит! Не знал!

Это открытие потрясло ее. Ей вспомнилось, что на сцене, в тот момент, когда их разлучили, он явно старался найти в ее ускользающем образе что-то знакомое.

Потом, когда остальные увлекли его в сторону своими объятиями и поцелуями – даже Арман подошел к нему, протягивая руки, – он слабо улыбнулся ей и произнес ее имя:

– Джесс.

Он посмотрел на остальных, на Мариуса, на холодные и настороженные лица. Какая у него стала белая кожа, абсолютно белая… Но теплота, бьющая через край энергия и почти детское возбуждение остались прежними.

Часть 4

Царица Проклятых

Она сидела в конце стола и ждала их, такая спокойная, безмятежная; при свете огня алое платье придавало ее коже глубокий, чувственный оттенок.

Край ее лица золотило пламя, темные стеклянные окна, как безупречные зеркала, живо отражали ее образ, словно только ее плывущее в прозрачной ночи отражение и было реальным.

Я боялся. Боялся за них и за себя. И, как ни странно, за нее. Я похолодел от предчувствия. От страха за нее. За ту, кто может уничтожить все, что я любил в своей жизни.

В дверях я повернулся и еще раз поцеловал Габриэль. Я почувствовал, как ее тело на мгновение ослабло и прижалось ко мне, затем ее вниманием завладела Акаша. Я почувствовал, что руки, дотронувшиеся до моего лица, слегка дрожат. Я посмотрел на Луи, на моего хрупкого на вид и всегда такого внешне спокойного Луи, на Армана, злодея с лицом ангела. В конце концов, те, кого любишь… это просто те, кого любишь.

Мариус, входя в комнату, холодел и буквально застывал от гнева – ничто не могло это замаскировать. Он глянул на меня – на меня, того, кто убил тех бедных беспомощных смертных и оставил их распростертыми на горных тропах. Он, конечно же, все знал. Никакой снег в мире не в состоянии скрыть такое. Ты нужен мне, Мариус! Ты нужен нам!

Пока они по одному входили в комнату, я сел по правую руку от нее, потому что ей этого хотелось. И к тому же я понимал, что здесь мне и место. Я указал Габриэль и Луи на места напротив, поближе, чтобы я мог их видеть. И выражение лица Луи, такое покорное, но печальное, поразило меня в самое сердце.

Рыжеволосая древняя женщина по имени Маарет села на противоположном конце стола, ближе к двери. Мариус и Арман заняли кресла справа от нее. А слева села рыжеволосая девушка – Джесс. Маарет казалась абсолютно спокойной, собранной, словно ее ничто не могло встревожить. Несложно было заметить, что Акаше не удастся причинить вред этому существу, равно как и другому старейшему созданию, Хайману, который опустился в кресло справа от меня.

Тот, кого звали Эрик, явно пришел в ужас. Он вообще с большой неохотой приблизился к столу. Маэл тоже боялся, но приходил из-за этого в бешенство. Он злобно поглядывал на Акашу, словно абсолютно не заботился о том, чтобы скрыть свои эмоции.

А Пандора, прекрасная кареглазая Пандора! Занимая место поближе к Мариусу, она выглядела так, словно ее ничто не волнует. На Акашу она даже не взглянула. Она смотрела сквозь стеклянные стены, медленно, с любовью обводя глазами мрачный лес, слой за слоем, темную кору и колючую листву.